• 0
Он пробудил в нас сознание о нас самих - О новой книге о Етиме Эмине

 

В конце прошлого года в Москве под грифом Института востоковедения РАН вышли книги, рассказывающие о двух выдающихся дагестанцах: исследование Мансура Кюреви о жизни и творчестве Етима Эмина и осуществлённый впервые русский перевод арабоязычного сочинения Гасана Алкадари «Диван ал Мамнун» о своей жизни и творчестве. Их почти одновременное появление приобретает символическое значение и придаёт им как событиям культурной жизни дополнительную силу. Етим Эмин и Гасан Адкадари были ровесниками, знали друг друга, учились в одном медресе, оба получили широкую известность как поэты, Гасан Алкадари ещё и как мусульманский учёный. Они жили во второй половине ХIХ века, который стал переломным в истории и духовной жизни народа. В это время складывается письменная культура и формируется национальное самосознание лезгин. Произведения Етима Эмина и Гасана Алкадари выразили смысл и основные тенденции происходивших процессов, активными участниками которых они были. Эти имена и их творения для нас имеют не только академический интерес и эстетическую ценность. Они оживляют наши души, являются знаками нашей культурной памяти и этнонациональной идентичности.

 

Сегодня я намерен говорить только об одной из двух вышеупомянутых книг – о книге Мансура Кюреви «Етим Эмин (1840-1880)». В ней прямо и без лишних затей, но во всех возможных подробностях рассмотрена жизнь Эмина как человека и его наследие как поэта. Но это – не просто литературоведческий труд, я бы назвал его философско-литературоведческим исследованием творчества Етима Эмина, которое даёт более полное и более глубокое представление о нём, чем представление, которое у нас до сих пор устоялось.

 

Следует сразу заметить, что автор высоко ценит труд своих предшественников, опирается на них и выражает своё уважение к ним, которое среди прочего выражается в том, что он развивает их дело, идёт дальше. Рассматривая данную книгу в общем ряду работ о Етиме Эмине, можно выделить следующие её особенности.

 

Первое. Прежде всего, следует отметить, что Мансур Кюреви в изучении биографии и литературного творчества Етима Эмина применяет научный метод, который по аналогии с доказательной медициной можно было бы назвать доказательным литературоведением: он опирается в своих основных суждениях и выводах на проверяемые факты. Здесь, видимо, сказались навыки автора, который по университетскому образованию и основному роду деятельности является физиком.

 

 

Уточняя хронику жизни Эмина и его окружения, он использует два совершенно достоверных источника: посемейные списки переписи 1886 года, которые точно описывают поимённый состав мужского и общее число лиц женского пола всего населения Кюринского округа того времени; автобиографическую книгу Алкадари «Диван ал Мамнун», в которой автор, друг и современник Етима Эмина, с дотошностью историка датирует события и фиксирует многие известные имена того времени. Он также каждый раз учитывает смещение дат мусульманского календаря при их переводе в привычную нам сегодня хронологию христианского летоисчисления. Далее, он более полно и конкретно, чем это делалось другими авторами ранее, использует само творчество Етима Эмина, исходя из обоснованного предположения, что оно является незаменимым источником не только для понимания его мироощущения, убеждений, взглядов, что, конечно, самоочевидно, но и для понимания событий жизни поэта, основных перипетий его судьбы. Кроме того, автор имел счастливую возможность пользоваться домашним архивом учёного, арабиста, собирателя рукописей Галиба Садыки, любезно предоставленного его наследниками. В своём анализе Кюреви, конечно, не мог избежать логических предположений и доли фантазии, ибо без этого невозможно воссоздать цельный образ Етима Эмина – человека, который во многом остаётся, хотя и совершенно реальной, но тем не менее фольклорной фигурой. Важно, однако, при этом, что он четко обозначает и по возможности каждый раз оговаривает различие между допускаемыми предположениями и точными фактическими утверждениями.

 

Все отмеченные выше моменты, свидетельствующие о научной добросовестности Мансура Кюреви, придают особую ценность его труду.

 

В итоге мы получили новую, во многом уточнённую и обогащённую биографию Етима Эмина. Самый важный результат исследования М. Кюреви состоит в уточнении дат жизни поэта, вынесенных в название труда: 1840 — 1880. Наш великий поэт прожил всего 40 лет; к сожалению, не 60, не 50, даже не 45-47 лет, как предполагали некоторые специалисты. Учёным-литературоведам ещё предстоит взвесить эту новую датировку, как степень её точности, так и её роль в понимании творчества поэта. Документально восстановлены места его пребывания, в частности, где, когда и чему он учился. Подробно и убедительно описана история любви Етима Эмина. Все, кто знают Етима Эмина, знают также и имя Тукезбан – его возлюбленной, которая не сразу и не без трудностей стала его женой. Описана также её последующая судьба после смерти Эмина и, самое главное, её огромная роль в творчестве поэта, и не только как музы, но и как хранителя его наследия, которая помнила наизусть все его стихи. И всё это изложено на основе выявленных человеческих свидетельств и документов.

 

Второе. Очень важно, что жизнь Етима Эмина написана в контексте той культурной среды, в которой он складывался как личность и в которой он сам был ключевым фактором, в окружении тех людей, с которыми он общался, спорил, боролся, проклинал и восторгался. Кюреви уточняет и, что особенно ценно, расширяет круг лиц, составлявших окружение поэта. В частности, можно считать большой его удачей и открытием восстановление имени русского майора (позже полковника и, кажется, даже генерала) Александра Леонтьевича Гиренкова, который выполнял административные функции от имени русского царя в последние два года существования Кюринского ханства и был первым начальником вновь образованного Кюринского округа. Этот человек сыграл заметную, исключительно позитивную роль в судьбе Етима Эмина, в получении им должности кадия, позволившей поэту вернуться в родной край после скитаний на чужбине. Надо заметить, майор Гиренков также повлиял на судьбу Гасана Алкадари, вначале назначив его секретарём суда Кюринского округа, а потом выдвинув его наибом Южного Табасарана.

 

Мансур Кюреви показал, что Етим Эмин был не просто природным талантом, самородком, но он и возник, развился в определённой культурной среде и в такое время, когда народ нуждался в нём и обстоятельства этому способствовали.

 

Третье. Автор уточнил, более определённо сформулировал роль Эмина в лезгинской литературе. Было известно и всеми признано, что он является поэтом номер 1, недосягаемой вершиной среди в общем-то довольно богатого ряда лезгинских поэтических дарований. Но Мансур Кюреви конкретизирует этот взгляд, связывая его с тем, что он является родоначальником лезгинской письменной литературы. Дело, конечно, не сводится просто к тому, что Эмин стал впервые записывать свои стихи на лезгинском языке, пользуясь адаптированным арабским шрифтом. Вероятно, были и другие авторы, которые и до него лезгинские стихи записывали арабскими буквами. Но именно ему удалось письменность превратить в инструмент лезгинской этнической культуры.

 

Он обогатил поэтические литературные жанры, внедрил и стал использовать в них более сложные лингвистические конструкции. Одновременно с этим начала меняться роль родного языка в общении между людьми, в национальной консолидации народа. Етим Эмин, как известно, был достаточно образованным человеком, в том числе и в области лингвистики и риторики, занимавших большое место в программе обучения в мусульманском медресе, которое он закончил. Впервые именно в связи с его творчеством начинается устойчивая традиция записывания стихов и обмена ими, создаются рукописные альманахи, в которых собираются стихи Етима Эмина и других поэтов. Лезгинский поэт номер 1, по сути дела,обозначил в литературе новый этап, когда она поднимается на национальный уровень и становится важным средством культурного общения. Это не значит, что до этого не было поэзии. Она была, причём, очень хорошая, развитая. Мы все знаем, например, ашуга Саида Кючхюрского. В книге называются, по крайней мере, еще 3-4 имени известных лезгинских ашугов. Но та была ашугская поэзия, которая преимущественно имела песенный и фольклорный характер. Процесс, который начинает Етим Эмин, это уже другой этап, другой уровень культуры. Это уже поэзия в том смысле, какой она приобретает в эпоху демократического развития, становления нации, которая охватывает жизнь народа во всей широте и драматичности его исторической судьбы.

 

Четвёртое. Одновременно с более развёрнутым представлением о месте Эмина в литературе мы получаем более глубокое представление о его времени, эпохе и его роли в истории нашего народа. Может быть, в этом заключается самая большая ценность данной книги. Она задаёт новую, если можно так выразиться, мировоззренческую схему для понимания творчества поэта. Собственно говоря, и сам автор заявляет, что он своей книгой поднимает Эмина до уровня учителя, духовного лидера народа. Его книга открывается эпиграфом, вынесенным в название данной статьи. Эти слова Н. Г. Чернышевского, сказанные в адрес Гоголя, Кюреви адресует своему герою. Етим Эмин, считает он, пробудил в лезгинах сознание о самих себе, о том, что они один народ, который имеет свою историю, свою судьбу, язык, культуру и должен развиваться в ясном сознании этого.

 

Мансур Кюреви считает, что в эпоху, в которую жил Етим Эмин, для дагестанцев (и лезгин в их составе) сложилась историческая возможность развиваться на собственной национальной основе. Речь идёт о следующем.

 

Это было время в истории Дагестана, когда одно иноземное, колониальное воздействие, которое исходило от мусульманского востока, в частности, от Турции и Персии, заканчивалось, а другое колониальное воздействие, которое исходило от Российской империи, начиналось. И вот здесь, на этом стыке, на такой своеобразной исторической пересменке дагестанцы решили воспользоваться открывшейся возможностью, чтобы встать на свои собственные ноги. Начало этому положило движение Шамиля, которое, конечно, было не только освободительным, но ещё и демократическим, имело откровенно выраженный антифеодальный характер. Эта борьба, мы знаем, потерпела поражение. Дальнейший путь развития Дагестана оказался связан с Россией с её особым строем ценностей и государственного устройства. Россия для того, чтобы адаптировать дагестанские народы к своим порядкам и оторвать их от восточных идеологических воздействий, решила опираться на их собственное развитие, местные традиции, сформировать самостоятельный слой преданных царской власти образованных и чиновных людей из коренного населения, ибо для царской России после войны с Шамилём стало очевидно, что её культура и идеология не имеют корней в прошлом покоренных северо-кавказских народов. Это открыло не только возможности для развития национальных культур, но в известном смысле явилось даже таким вызовом. Творчество Етима Эмина явилось одним из громких ответов на такой вызов.

 

Мансур Кюреви показывает, что поэт выдвинул новый эстетический идеал, который включал сильно выраженные социальные мотивы, борьбу против несправедливости, человеческих пороков и предрассудков. Согласно Кюреви, Эмин – это не только литературное явление, в его лице мы имеем основоположника нашей национальной культуры в широком смысле. Он цитирует слова Сулеймана Стальского: «Жить меня научил мой народ, а песни слагать – Эмин». Очень хорошие и глубокие слова, развивая их, можно сказать, что Етим Эмин научил Сулеймана не только слагать песни, он, благодаря своим стихам, в значительной мере сформировал и сам народ, который научил Сулеймана жить. Эмин, в отличие и в дополнение к позиции Гасана Алкадари, просветительский пафос которого, как полагает Кюреви, был обращён к образованной части общества, преимущественно к арабоязычной элите, выражал интересы, страдания и надежды простых людей.

 

Об отношениях Етима Эмина и Гасана Алкадари, чему в книге посвящена отдельная глава, надо сказать особо. Автора, как, впрочем, и других лезгинских культурологов, волнует один вопрос. Эмин написал около десяти дружеских (апологетических) стихов, адресованных Гасану Алкадари. Тот же в своих известных трудах имя Эмина не упоминает вовсе. Кюреви, если взять суть его позиции, предлагает свою версию: они выражали разные идеологические и классовые интересы. В частности, их разделило восстание 1877 года: Етим Эмин занял позицию безоговорочной поддержки этого восстания, а цензурные соображения и собственная компромиссная натура Алкадари удержали его от публичного выражения своего дружеского отношения к поэту. Правда, против такого объяснения свидетельствует запечатлённый народной молвой (этим, быть может, самым надёжным источником!) факт, что вернувшийся из ссылки Алкадари поставил памятник на плохо ухоженной могиле Етима Эмина. Это, ведь, – публичное и более дерзкое, чем упоминание имени в письменном тексте, уважительное и дружеское отношение к Етиму Эмину! Чтобы свести как-то концы с концами своей версии, автор конструирует ситуацию раздора и обиды друзей, вызванной якобы тем, что Алкадари не посетил больного Эмина, и тот, обладавший вспыльчивым взрывным характером, разорвал узы дружбы.

 

Обосновывая это предположение и отступая от своего же принципа документальности, автор создаёт, без преувеличения, маленький детектив. В поэтическом цикле, написанном Алкадари, он находит четыре послания анонимному другу, в двух из которых, написанных во время ссылки, жалуется на свою печаль из-за позиции друга, который не пишет ему и даже, будто, сказал, что не хочет этого делать. Кюреви делает вывод: таким другом мог быть только Етим Эмин. А почему именно он? Разве автор рассмотрел всех многочисленных друзей, с которыми Алкадари находился в переписке и мог рассчитывать на дружеские приветы, и исключил всех, кроме Эмина (с ним-то как раз он в переписке и не был)?! Но даже если бы он провёл такую работу, и в этом случае его вывод был бы легковесным. А так он просто произвольный.

 

Далее, чтобы воспроизвести ситуацию обиды, Кюреви говорит, что болезнь Эмина приобрела безнадёжные формы тогда, когда Алкадари был под поручительство освобождён из многомесячной тюрьмы перед ссылкой, следовательно, мог навестить друга. Обосновывая свою хронологию событий и отталкиваясь от того, что у поэта в начале 1877 г. родилась дочь, Кюреви пишет: «ушедший по болезни с должности судьи (это тоже его умозаключение, а не удостоверенный факт – А.Г.) Эмин не решился бы завести ещё одного ребёнка». И это аргумент?! Здесь автор явно создаёт ситуацию под свой замысел. Например, он не задаётся вопросом, а какова в тех конкретных условиях была степень свободы поведения арестованного, находящегося под следствием человека, отпущенного под поручительство? Или, а кого из друзей имеет в виду Алкадари, когда он в гневе пишет о тех, которые окружали его в бытность наибом и забыли, когда он оказался в тюрьме? А почему бы Кюреви не задаться вопросом, а не был ли среди них Эмин или не ошибся ли Алкадари, предполагая, что и он был среди них?

 

В рассуждениях автора вокруг вопроса о выдвинутом им самим предположении о ссоре между Алкадари и Эмином много натяжек. Я бы сказал, что сама постановка этого вопроса и желание объяснить, почему Алкадари в своих текстах не упоминает имени Етима Эмина, является натяжкой. Натяжка состоит в самом допущении, что это можно считать игнорированием поэта. А, может, это является выражением особого почтения Алкадари к Эмину? Ведь молчать можно не только о том, что не заслуживает упоминания, но и о том, что является самым дорогим. Вообще надо заметить: можно объяснить и только с относительным успехом, почему человек сделал тот или иной поступок. Но невозможно сколько-нибудь правдоподобно объяснить, почему он не сделал тот или иной поступок.

 

Далее, если речь идёт об идеологических акцентах по поводу восстания 1877 года, то не проще ли взять их прямые оценки. Позиция Эмина известна: «Жестокое насилие (царской) России/ В один день к ней самой вернётся». Позиция Алкадари не так уж сильно отличается, вот его впечатления о том же событии: «О скорбь, и мука, есть ли что-то горестнее, /После того, как обрушились несчастья и беды? Ветры бушуют и с севера на юг уносят / Пепел Телетля и Согратля, /В Цудахаре, Башлы и Кубе слёзы льются рекой, Медресе и мечети сожжены дотла, / Сердца людские сгорели, словно исчезли они».

 

Кюреви пишет: «Всю жизнь эти двое шли рядом. Поэзия Эмина не оставляет никаких сомнений, что Эмин и Гасан дружили до того самого момента, когда восстание 1877 года их разлучило навсегда». Действительно ли оно разлучило их? Я не оспариваю точку зрения автора, что у Эмина и Алкадари – разные социальные темпераменты и идейные акценты. Для этого не надо ничего выдумывать: очень много в их жизненных судьбах и творчестве очевидным образом свидетельствует об этом. Но, как ни странно, это менее всего относится к их позиции по отношению к восстанию 1877 года. Мансур Кюреви в данном случае, мне кажется, стал жертвой своей предзаданной социологической схемы…

 

Тем не менее, книга Мансура Кюреви об Эмине состоялась как событие культурной жизни лезгин и в целом дагестанского народа. Она убедительно показывает выдающуюся роль и огромные заслуги Эмина перед лезгинскими языком и культурой, в целом перед дагестанской культурой. Говоря о них, автор опирается на достижения своих предшественников, начиная с трёх студентов московских вузов, которые по своей инициативе составили и издали в 1928 году первый сборник избранных стихов Етима Эмина на аджаме (в приложении дан репринт этого издания, как и репринт издания 1931 года на латинице). Вот имена этих энтузиастов: Гаджибек Гаджибеков, Техмез Ахмедов и Шахабудин Мейланов. Они заложили непрерывающиеся с тех пор традиции эминоведения, в следовании которым автор особо выделяет имена учёных А. Агаева, Ф. Вагабовой и Г. Садыки. Мансур Кюреви (Низами Абдулгамидов) своим трудом «Етим Эмин (1840-1980)» замечательным образом продолжает эти традиции.

 

В заключение хотелось бы сделать одно пожелание. Не знаю, должен ли я с ним обратиться к самому Мансуру Кюреви или кому-то другому, кто сможет реализовать данное пожелание уже на основании того, что автор сделал. Было бы хорошо этот фундаментальный труд о жизни и творчестве Етима Эмина, который обременен доказательствами, ссылками, разъяснениями, уточнениями, спорами, как это и принято в любом научном труде, перевести в другой, а именно, популярный формат. На основе данного труда создать общедоступную книгу для чтения о Етиме Эмине.


Автор: Абдусалам Гусейнов, доктор философских наук, академик РАН


Dagpravda.ru





alert Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.



Московские лезгины » Статьи » Он пробудил в нас сознание о нас самих - О новой книге о Етиме Эмине